Мой знакомый опер Жора служил на Петровке. И начальником управления у него был генерал… ну, не будем называть фамилий, кому надо, знает. И вот этот начальник управления отгрохал себе кабинетик на зависть. И достал для обстановки новый кожаный мягкий роскошный ДИВАН. Не диван, а конфетка! Узрев как-то в кабинете начальника эту роскошь, Жора уже не находил себе места от беспокойства и обиды. Диван, по его мнению, бездарно пропадал, поскольку даром стоял в кабинете и не использовался по назначению. То есть, начальник управления на нём иногда спал. Просто спал! Один! В то время как в приёмной наличествовала хорошенькая секретарша, на которую опер положил глаз ещё раньше. Но недолго ему пришлось ходить, глотая слюнки — справедливость, в конце концов, восторжествовала. Страна тогда готовилась к выборам Президента Ельцина, и в столице вовсю гремела предвыборная агитация безоболочечного типа. В канун праздника Независимости, после очередного взрыва начальник управления выехал на место происшествия, уведомив секретаршу, что сегодня в контору уже не вернётся. Вожделенный диван оказался в распоряжении Жоры с подругой! Но, политика, как известно, изобилует непредсказуемыми поворотами. Засветившись на месте теракта, генерал встретил там какого-то нужного человека из ФСБ и привёл его закончить разговор в своём кабинете. А на диване в этот момент кипели страсти — отнюдь не политические. Генерал, надо отдать должное его выдержке, не смутился в присутствии гостя и лишь небрежно махнул рукой:
— Не обращайте внимания. Это молодёжь наша… Прошу за стол! — он усадил гостя и как ни в чём не бывало, добавил. — Леночка, когда закончите, сделайте нам кофе.
Ни о каком «закончите», ясное дело, речи уже не шло. Опер вместе с Леночкой вылетели с желанного дивана, как из катапульты. Жора был так напуган, что потом три дня отсиживался в подполье и лишь на четвёртый решился позвонить подружке и осторожно поинтересоваться, его просто выгонят со службы или ещё и посадят.
— Кончай прогуливать, — засмеялась она. — Всё нормально.
Начальник, даром что генерал, оказался человеком понимающим и впоследствии даже словом не обмолвился обо всём этом безобразии. В частности, гостю своему он заметил:
— Да за что же мне сердиться? Очень аккуратные молодые люди. Простыню мою не тронули, коньяк мой не выпили — и бог с ними.